Письмо из 41-го: « Я расскажу тебе о том, как выбралась из горящего Кобрина...»

Отрывки из четырех писем Антонины Ведерниковой-Соловьевой к мужу рассказывают о событиях первых двух дней войны в Кобрине с точки зрения мирных жителей. В полном объеме с ними можно познакомиться в Кобринском военно-историческом музее.

Немецкие бомбардировщики. Источник: yandex.com

Война… такая далекая и близкая

Самая страшная в нашей истории война все дальше и дальше отодвигается от нас во времени. Те, кто в то страшное воскресенье 22 июня 41- го лежал в колыбели, сегодня провожают во взрослую жизнь своих внуков и правнуков. Поколение тех, кто помнит войну непосредственно глазами, ушами, на вкус, на ощупь, чувствами безвозвратно уходит. Остались книги, фильмы, рассказы прадедов, покинувших этот мир, остались письма.

Вторжение

Фото аэродрома Именин, сделанное из кабины Bf 110 во время воздушного боя или сразу после его завершения

   Еще вчера, еще несколько часов назад мир был прекрасным и солнечным. Но на рассвете 22 июня 1941 года грохот рвавшихся снарядов и бомб в клочья разметал тишину, удушливый дым пожарищ заслонил от взоров мирное синее небо. Начавшаяся война ломала и кромсала судьбы людей, выверяя их на прочность, мужество, стойкость.

   Наверное, солдатам и командирам, с первых минут вторжения принявшим удар на себя, отражавшим одну атаку гитлеровцев за другой, было легче, чем тем, кто остался за их спиной.

   Пробудившись от мирных снов, в жутком пламени войны, женщины, дети, старики – жители приграничных селений – покидали обжитые места, чтобы не остаться с глазу на глаз с фашистами, чтобы не погибнуть в этом огненном смерче. И потекли на восток нескончаемые вереницы беженцев, чтобы обрести временный приют в глубинных районах страны, чтобы, опомнившись и оглядевшись, пополнить отряды бойцов трудового фронта, не жалевших сил для разгрома врага.

Старший лейтенант Ф.И. Соловьёв (в центре) с сослуживцами. 

Где-то здесь, в этом нескончаемом потоке, пробиралась в родные края и Тося Ведерникова. В ноябре 1940 года суженый – бравый командир Федор Соловьев – увез ее в Кобрин, к западной границе страны.  Недолгим оказалось счастье… Война в считанные минуты разметала их в разные стороны. Антонина была на восьмом месяце беременности, а иначе она как военнообязанная, окончившая в Ульяновске летно-техническую школу, вполне могла оказаться в огне сражений с самого начала войны.

 Ф.И. Соловьев. 1943 г. 

Письма первых грозовых дней

   О том, что пришлось пережить Тосе Ведерниковой в вихре первых грозовых дней, как добиралась она домой в Йошкар-Олу, о доброте и бескорыстии встретившихся на ее пути людей молодая женщина рассказала в письмах к мужу, которые писала, не зная жив ли он. К счастью, в ноябре 1941 года родственникам Антонины пришла весточка от Федора. Сколько слез было пролито над этим письмом! Все плакали от радости, что он жив. Плакали о том, что, находясь в самом пекле войны, Федор не знал, что его жена жива, что у него родилась дочь.

   В тот же день Антонина отправила мужу часть писем. Его радость нельзя было передать словами. Федор Иванович писал потом, что перецеловал всех, кто оказался в тот час рядом с ним. Его называли счастливчиком, ведь многие командиры, его сослуживцы, долго еще ничего не знали о судьбе своих близких.

 Ф.И. Соловьев с женой А.М. Ведерниковой. Кобрин. 1 июня 1941 г. 

   Пройдя через кромешный ад войны, Федор Ведерников выжил и дослужился до звания майора и должности командира отдельного гвардейского корпусного батальона. В 1946 году демобилизовался по собственному желанию и вернулся домой в Йошкар-Олу.  Вся грудь в наградах. Ордена Отечественной войны, Красной Звезды, Красного Знамени; медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией» говорят сами за себя. Но годы лишений и борьбы не прошли зря. В 1972 году Антонина Ведерникова-Соловьева овдовела. В столице Марийской республики ее знали, как педагога, пионерского и комсомольского работника, одну из первых участниц парашютного кружка, а потом Йошкар-Олинского аэроклуба.

   В 1981 году, накануне 40-летия начала Великой Отечественной войны, Антонина Максимовна решила опубликовать все семнадцать писем в областной газете «Марийская правда» под заголовком «Письма грозовых дней». Спустя еще пять лет, 22 июня 1986 года, она переслала три номера этой газеты, в которых были напечатаны первые фронтовые послания мужу, сотрудникам Кобринского военно-исторического музея им. А.В. Суворова, вполне справедливо считая, что ее письма могут стать дополнением к летописи Великой Отечественной войны на Кобринщине. Супруг Антонины Федор Иванович Соловьев служил командиром роты 944-го батальона связи, дислоцировавшегося в Кобрине на момент начала военных действий.

   Эти письма невозможно читать без слез. В полном объеме с ними можно познакомиться в Кобринском музее. Вниманию же наших читателей мы предлагаем отрывки из четырех писем Антонины Ведерниковой-Соловьевой к мужу, которые приоткрывают нам странички истории первых двух дней войны с точки зрения мирных жителей, попавших в водоворот военных событий на белорусской земле. 

Письмо первое

   «Мой дорогой! Я сначала расскажу тебе о том, как выбралась из горящего Кобрина.

    Помнишь, когда в городе разорвалась первая бомба, я, скатившись с кровати, выбежала во двор. Впрочем, это был скорее, сад. Здесь росли черешни, груши. Было раннее утро. Солнце светило ярко, и только самолеты, летевшие в три яруса, закрывали все небо. Самолеты – немецкие, с черной фашистской свастикой. С машин нижнего яруса падали бомбы. Ноги мои как будто приросли к земле. Я не могла сдвинуться с места.

    Бомбы в солнечном свете походили на блестящие самовары. В детстве к праздникам нам, детям, поручалось чистить самовар. Сначала мы терли кирпич о кирпич, а потом кирпичным порошком чистили самовар до огненного блеска. И падавшие с неба бомбы напоминали мне тот самовар.

   Одна из них разорвалась на полотне железной дороги, недалеко от нашего домика. Это вывело меня из оцепенения. Я вбежала в квартиру, а тебя уже не было. Только дверь на веранду, выходившую на улицу, была распахнута настежь. Я поняла, что ты уже в роте, со своими солдатами.

   А бомбы рвались на улицах города. Почувствовав запах дыма, я схватила сумку с документами, даже не взглянув на то, что оставляла в квартире.

   Улица кишела людьми. Все метались в панике, не зная, что делать. По дороге шли грузовые машины из Бреста. В машинах вплотную друг к другу стояли женщины, старики и дети – все почти раздетые.

   Бомбежка усиливалась с каждой минутой. Город горел. В дыму и копоти было плохо видно. Отовсюду слышались крики матерей, звавших ребятишек, и плач детей, потерявших в сутолоке родителей.

  И тогда я решила: чтобы спасти свое еще не родившееся дитя, надо уйти из этого ада, уйти, не теряя ни минуты…»

Письмо второе

   «…На мое счастье, около нашего дома затормозила автомашина, в которой сидели две женщины с детьми. Не спрашивая, куда они направляются, я залезла в кузов. Только бы подальше от этого грохота… Когда машина тронулась, я почувствовала облегчение.

   Не успели отъехать от военного городка, как налетели на нас немецкие самолеты и стали на бреющем полете обстреливать идущие по большаку машины. Послышалась чья-то команда: «Вылезай – и в рожь врассыпную!».

   Рожь была высокая и густая. И люди бежали друг за другом – боялись остаться одни. Вот тут-то и досталось всем. Ну и натешились фрицы над нами! Только улетят, мы залезаем в кузов машины. Проедем с километр-другой, а они опять тут как тут. И так же на бреющем из пулемета – по людям.

   И как я жива осталась?! Ведь там, во ржи, нашло свою могилу столько людей.

   Машину, на которой ехала, я потеряла. Добрые руки протянулись мне навстречу из другого грузовика.

   У станции Ивацевичи укрылись в лесу. Здесь сказали нам, что надо ждать поезда…

Письмо третье

   …Итак, сидим в Ивацевичах под елочками да под кустиками на мягкой зеленой траве.

   Неожиданно из проезжавшей мимо крытой брезентом машины выглянули разом две девичьи головы и в один голос закричали: «Тося! Тося!». Это были Шура и Женя – медсестры из госпиталя. Я подбежала к ним и сделала знак, чтобы они взяли меня с собой. Но, посмотрев на мою округлившуюся фигуру, Женя сказала: «Тебе надо обязательно добраться до дома, а нам – туда», - и показала в ту сторону, откуда мы приехали.

   Никто из нас не произнес страшное слово «война», но каждая понимала, что, может, видимся в последний раз.

   Они уехали, а мы остались в лесу.

   Немного погодя показался поезд, товарняк. Видимо, он попал под бомбежку – некоторые вагоны были здорово изувечены. Шел он очень медленно, и нам не составило большого труда залезть в вагоны. Никто не разговаривал, лишь только всхлипывали дети. В вагонах почти все стояли. Правда, кое-кто, не выдержав, уселся прямо на полу.

   23 июня часов в шесть утра мы приехали в Минск. Шел второй день войны… 

Письмо четвертое

   …В Минске нас встретило хмурое утро. Над железнодорожной станцией патрулировали наши самолеты. Люди, дежурившие на вокзале, ходили с противогазами, молчаливые и суровые.

   Нам объявили, что всех увезут по деревням километров за тридцать от Минска. Для этого прибыли сто подвод. Прошел и другой слух: можно уехать в Москву. И мы бросились в кассы. Но кассиры были неумолимы – билеты продавали только москвичам, которые оказались в Минске в командировке или в отпуске. Кое-кому все-таки удалось уехать. Они устраивались на товарных поездах, на открытых платформах или между цистернами.

    А мы пошли к подводам. Потом я тысячу раз жалела о том, что поехала в деревню… Побоялась отстать от своих попутчиков.

   В белорусской деревне мы поселились в семье колхозников – три женщины из Кобрина, три будущих матери – я, Шура Киселева, тоже жена командира, и еще жена сотрудника милиции.

   На другой день над деревней появилась немецкая «рама». Было страшно смотреть, что в нашем советском небе свободно, не встречая отпора, летают чужие самолеты. Еще через день фашисты начали спускать осветительные ракеты. Ночью на улице было так светло, что хоть садись и шей. Спать мы уже не могли.

   На почте и в сельском совете готовились к эвакуации, сжигали документы, чтобы не оставлять немцам. Колхозники связывали одежду в узлы, собираясь уйти в лес.

   А что было делать нам, трем беременным женщинам, волею судьбы заброшенным в незнакомую деревню? Идти вместе со всеми в лес? Станем только обузой. Остаться? Придут немцы, обязательно уничтожат.

   И мы решили: пойдем домой пешком, пойдем, сколько сможем. Вечером, попрощавшись с хозяевами, мы вышли на шоссейную дорогу…»  

Сколько еще было этих трудных дорог у Тоси Ведерниковой-Соловьевой на пути домой, в родную Йошкар-Олу! 

Вместо послесловия

   Эти письма не для того, чтобы еще раз напомнить взрослым о войне – в большинстве своем они от дедов и прадедов знают о том, какой ценой далась Победа. Эти письма обращены к тем, кто, к сожалению, не слышал живых ветеранов и очевидцев войны, кто книгам предпочитает гаджеты, кто ошибочно полагает, что мир был, есть и будет всегда и что для этого не нужны никакие усилия человека. Наивные заблуждения…

Автор: Елена Рысь – заведующая научно-экспозиционным отделом Кобринского военно-исторического музея им. А.В. Суворова

Служба информации kobrincity.by